Из истории 20 века. СССР и другие страны

ПОГОДА ПРОГНОЗ
ПОГОДЫ		 КАРТЫ
ПОГОДЫ		 АЭРОПОРТЫ ОБЛАКА ПТИЦЫ Библио-
тека		 Полезные
ссылки		 FAQ о погоде ФОТО Метео-
клуб
Главная Карта сайта     КАРТЫ ПОГОДЫ для профессионалов ИНФОРМЕРЫ ПОГОДЫ ПУБЛИЦИСТИКА
Добавить в Избранное Написать нам Автор сайта Лирика
Долгосрочный прогноз Термограф Метеограммы (графики погоды)  

Полезные ссылки:
Метеоцентр.Азия - наш сайт с высокодетализированными прогнозами погоды по пунктам Pоссии и мира
Облегчённая версия Метеоклуба (для смартфонов)

Из истории 20 века. СССР и другие страны

Сейчас в Метеоклубе:
Участников - 2 [ CorvusCorax, Mischel ] 		Максимальное одновременное количество посетителей: 308 [2 Ноя 2013 22:42]
Гостей - 296 / Участников - 12

 - Начало - Ответить - Статистика - Pегистрация - Поиск -

МЕТЕОКЛУБ : независимое сообщество любителей метеорологии (Европа и Азия) : ФОРУМ О ПОГОДЕ И ПРИРОДЕ / Путешествия, география, история / Из истории 20 века. СССР и другие страны
<< . 1 . 2 .
Автор Сообщение
CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 12 Янв 2025 13:36 - Поправил: CorvusCorax


У старого Юймыня есть молодой тезка — новый Юймынь. Это расположенный высоко в горах новый город нефтяников — важная промышленная база Северо-запада. Но в старый Юймынь уже передано сообщение о нашем выезде и, если мы не прибудем до ночи, то создадим повод для большого беспокойства. Поэтому, остановившись на развилке дорог, мы ждем, пока Чин Джен на «Кулане» съездит в город, побывает в Народном комитете и вернется. Пока что мы тщательно расспрашиваем дорожного мастера в его домике о дороге в горы и пытаемся проложить ее трассу на карте, которая, несмотря на свою «молодость», настолько уже устарела, что даже не указывает места, где стоит сам новый Юймынь. Кутаясь в вязаный шарф, старик мастер объясняет: по большой дороге надо ехать напрямик до развалин старого храма, потом свернуть по ущелью направо. Надо ехать именно туда, где стоит доска с надписью «дороги нет». Проехав ущелье, надо найти полотно железной дороги, пересечь его и искать другое ущелье, ведущее прямо в горы. Но надо быть внимательным — там есть еще одна малонаезженная хорошая дорога, проложенная вверх по течению горной реки. По этой дороге ехать как раз не нужно — она заведет в тупик. Надо выбирать дорогу похуже, разбитую грузовиками, и по ней подниматься вверх на склон горы. Если по дороге встретятся поломанные грузовики, то, значит, вы идете правильно. Выше в горах вы найдете город.

Поблагодарив за сведения, выступаем. Солнце уже начинает катиться вниз, и надо поторапливаться. О том, что мы на правильном пути, сигнализируют моторы, которые «чувствуют» крутой подъем. Как мы ни торопимся, все же темнота неожиданно быстро накрывает нас. Но наслеженная шинами грузовиков проселочная дорога, изрядно разбитая, хорошо видна.

При свете фар ныряем в глубокое ущелье, потом взбираемся на холм, огибаем его и выходим на широкий простор горного склона, одетого покрывалом огоньков. Они амфитеатром взбираются в горы, тянутся цепочками вдоль дорог, собираются в кучи. Они искрятся в чистом морозном воздухе, но как будто и не собираются приближаться, хотя мы изо всех сил спешим к ним навстречу. Это новый Юймынь, раскинувшийся на высоте в две с половиной тысячи метров над уровнем моря. Но вот мы все же преодолеваем дорогу, по сторонам начинают появляться силуэты каких-то зданий, сараев, столбы заборов, появляются первые электрические фонари, и мы в городе.

Запоздавшие пешеходы указывают нам путь, и после плутаний по темным улицам мы наконец останавливаемся у высокого серого здания, над входом в которое изображен белый голубь с зеленой веткой в клюве. Это Юймыньская гостиница, в которой живут работающие на нефтепромыслах иностранные специалисты.

И вот в глубине Центральной Азии, в городе, который далее не указан на картах, на огромной высоте в горах под ледниками, мы смываем болотную пыль в первоклассной современной гостинице, в доме с центральным отоплением, горячей водой и отлично обставленными комнатами.

Скачок кажется невероятным. Несколько минут назад мы еще были в пустыне, а сейчас — в современном городском здании.

Утро приносит нам немало других удивительных открытий. Отсыпаясь после дороги, мы позволяем себе проснуться позднее, чем обычно. Город уже полон праздничного оживления — мы приехали как раз под выходной день. Солнце вышло из-за гор, и с плоской крыши гостиницы видны с трех сторон окружающие город хребты, сверкающие ослепительными ледяными шапками острых, похожих на сахарные головы вершин.

Справа, в глубоком ущелье, в тени высокого обрыва, виднеются какие-то домики. Это остатки древнего буддийского храма.

Когда-то здесь было найдено золото, и памятью о нем сохранились черные норы в обрыве — пещеры, вырытые золотоискателями для жилья.

На левом берегу ущелья раскинулся большой современный город, с широкими, обсаженными пирамидальными тополями улицами, каменными домами, толпами пешеходов, велосипедистами и вереницами автомобилей. Десятки высоких труб извергают клубы дыма — это работают не знающие выходных дней нефтеперегонные заводы. Серебрятся алюминиевые баки — вместилища для собранного горючего. А над всем этим возвышаются ослепительно сверкающие горы, утыканные, как подушка для булавок, ажурными башенками буровых, насосных и нагнетательных вышек. Они выстроились многоярусным амфитеатром, образуя как бы кольца, соединенные вырубленными в скалах извивающимися зигзагами дорогами, по которым катятся кажущиеся игрушечными грузовые автомобили. Облачка белого пара вырываются из каких-то проложенных по горам труб и плывут медленно, тая в чистом горном воздухе.

Разработки нефти, открытой здесь уже давно, только сейчас приняли большой промышленный характер. Раньше ее добывали в глубине ущелья кустарными способами. Теперь промысла организованы по последнему слову техники.

Нефть добывается здесь сложным способом. В пробуренные глубокие скважины подаются под давлением вода и воздух, и с их помощью нефть поднимается наверх. Часть нефти обрабатывается здесь же, в Юймыне, где вместе с китайскими специалистами работают и советские, и румынские, и чехословацкие.

Наша гостиница стоит на главной площади города. С веранды видны расположенные рядом два квадрата. Один из них желто-красный, и по нему, сталкиваясь и разбегаясь, носятся фигурки людей в белых фуфайках. Другой квадрат — бело-голубой, и по нему плавно кружатся фигуры в красном. Первый квадрат — баскетбольная площадка, второй — каток.

Сегодня ветра нет и на солнце очень тепло. Климат здесь удивительный, как в Швейцарии: в тени — мороз, на солнце — жара, воздух прозрачен и чист.

Добытая в Юймыне нефть из высоких баков по бесчисленным трубопроводам передается в насосную стан

CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 12 Янв 2025 13:39


Чем дальше двигаемся мы по Хэсийскому коридору, тем теснее примыкают друг к другу оазисы, тем чаще встречаются по пути селения и древние города. Дороги превратились в длинные аллеи, и все чаще встречаются запряженные цугом лошади, мулы и коровы, доставляющие в повозках удобрения на поля.

Суровая природа сухой высокогорной Центральной Азии, остающейся позади, заметно меняется. На полях лежит снег, который раньше мы видели лишь высоко в горах, все больше становится на полях людей, работающих на земле, очищающих старые и прокладывающих новые оросительные каналы. Сотни людей с плетеными корзинами, повешенными на деревянные коромысла, переносят и укладывают землю в высокие дамбы, предохраняющие поля от наводнения.

Остановки мы наметили только в двух местах — в городах Чжанъе и Увэе, чтобы поскорее попасть в Ланьчжоу. Мы приезжали в них поздно вечером, в темноте, и выезжали с рассветом.

Вот и перевал!..

Суровые, покрытые снегами острые контуры каменистых гор остаются позади.

Начинается спуск в долину реки Чжуанланхэ, притока Желтой реки — Хуанхэ.

Центральная Азия, прощай!

В воздух взлетают красные ракеты, и наши машины, выключив моторы, начинают своим ходом катиться под крутой уклон, вниз по пыльной дороге.


Царство камня, льда и колючего песка осталось позади. Мы в царстве мягкого желтого лёсса. Ветры высокогорных центрально-азиатских пустынь, вздымая в воздух мельчайшие частицы пыли, несут их через весь материк и откладывают здесь, покрывая материнские породы почвы толстым слоем тончайшей желтой пудры. Она легко размывается водой, и склоны гор, покрытые ею, изрезаны глубокими ущельями и оврагами. Собирая воды многих притоков, Чжуанланхэ, вдоль которой тянется наша дорога, становится все многоводнее, раздвигает шире ущелье, превращенное трудолюбивыми руками крестьян в бесчисленные ступени террасовых полей, взбирающихся от воды вверх, почти до вершин пологих гор.

Здесь возможно только поливное земледелие, и воду на террасы подают огромные водоподъемные колеса, стоящие одно за другим на берегах реки.

Колеса эти, сделанные без единого гвоздя, без кусочка металла, — древние крестьянские изобретения. Их вращает вода, как вращает она мельничные колеса. Поворачиваясь, колеса зачерпывают воду прикрепленными к ним бочонками, поднимают ее вверх, на высоту до тринадцати метров, и выливают в деревянные желоба, проводящие ее по арыкам на поля.

Сверху, с дороги, колеса кажутся маленькими, но когда около них становится человек, то похоже, что это полевая мышь поднялась на задние лапки рядом с колесом велосипеда.

Часть полей засыпана галькой, которую крестьяне собирают на берегу. Это особый способ сохранения влаги на полях — «гальцевание», по-здешнему «шатянь». Камень, оказывается, предохраняет почву от быстрого высыхания, а посевы — от холода и выдувания.

Но там, где есть электроэнергия, поливные колеса начинают уступать насосным станциям. Электричество может качать воду круглый год, не останавливаясь на зиму, как деревянные колеса. О том, что электроэнергия здесь есть, говорят высоковольтные провода, переброшенные через реку у Юндэна — промышленного города на пути к Ланьчжоу.

У Синьчэна Чжуанланхэ впадает в Хуанхэ, только что принявшую воды другого своего важного притока — Сининхэ. Хуанхэ — могучая река. Она выходит из узкого ущелья и течет по широкой долине, по берегам которой раскинулся крупнейший город Северо-Запада — Ланьчжоу.

Врезавшаяся в крутой склон горы дорога пробирается по левому берегу реки, перекидывается через глубокие овраги и промоины, спускается к самой воде и снова взбирается вверх. Поблескивая на солнце, по реке плывут льдины. Река еще станет не скоро, но наверху она каждую ночь замерзает. Днем уровень воды повышается, и она, взломав лед, уносит его вниз. Небольшие льдины, напирая друг на друга, быстро скользят мимо желтых берегов. Их поэтично зовут «лючжу» — «плывущие жемчужины». Они слегка припорошены лёссовой пудрой и действительно похожи на блестящие матовым блеском жемчуга.

Вдали среди льдов появляются, приближаясь, две черные точки. Это связанные из палок утлые плоты, держащиеся на надутых бараньих шкурах — бурдюках. На каждом поместилось по два человека и еще груз. Они больше отталкиваются от льдин, лавируя между ними, чем гребут своими короткими веслами. Но торопиться не к чему, река сама быстро тащит плоты вниз по течению. Река здесь на большом протяжении мелка и порожиста — никаких других способов сообщения по ней, кроме этих плотов, нет. Но говорят, что на них можно благополучно за месяц по реке и каналам добраться до самого Пекина.

Воды Хуанхэ несут много плодородного ила. Это капризная, опасная и одна из самых длинных рек Китая. Она тянется почти на пять тысяч километров. Хуанхэ славится своими буйными наводнениями и способностью самой себе закрывать русло, что ведет к катастрофам. Недаром китайцы зовут ее и «рекой-кормилицей», и «горем Китая».

Сейчас в Китае начаты великие работы по обузданию Хуанхэ.

Выше Ланьчжоу, в ущелье Люцзяся, строится одна плотина, ниже среднее течение реки в районе ущелья Трех ворот. — Саньмынься — уже перекрыто грандиозной плотиной. Скоро всю неуемную силу река отдаст народу, помогая ему орошать поля, добывать электроэнергию, водить пароходы.



CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 12 Янв 2025 13:40


Название свое Ланьчжоу получил от цветка ланьхуа, расцветающего весной на склонах подступающих к городу желтых, покрытых лёссом гор. Горы подступают к самому городу. Они изрезаны глубокими морщинами, промоинами и оврагами. Повсюду на их вершинах стоят сторожевые башни и древние храмы, к ним проложены головоломные крутые тропинки.

Город раскинулся на высоте в полторы тысячи метров по берегу Хуанхэ, образующей здесь широкую долину, со всех сторон окруженную горами. Лёссовая пыль и дым всегда окутывают котловину долины своей тонкой вуалью, смягчающей резкие солнечные тени и тушующей дали.

С вершины горы Байташань, от подножия древней башни как на ладони раскинулся на правом берегу реки старый город с его крепостными, во многих местах уже пробитыми стенами. Здесь торговая часть столицы Северо-запада.

Старый город — самая малая часть большого Ланьчжоу, растянувшегося прямыми широкими улицами, бесчисленными железнодорожными путями на шестьдесят километров вдоль всей долины. Еще так недавно большинство жителей города не имело никакого представления о паровозе. В Ланьчжоу можно было попасть только пешком, гужевым транспортом или на автомобиле. Сейчас это важный железнодорожный узел Северо-Западного Китая. Пути из него ведут в Нанкин и к океану, в Шанхай, через Баотоу в Пекин и через Сядун в Синьцзян. Скоро отсюда в вагоне прямого сообщения можно будет запросто попасть и в Тибет, и в Алма-Ату, и в Москву.

Когда-то Жюль Верн в своем романе «Клодиус Бомбарнак», основываясь на данных путешественников девятнадцатого века, описывал Ланьчжоу грязным заштатным, провинциальным городом, главной достопримечательностью которого является дворец губернатора с клетками, вывешенными на высоких столбах у ворот. В этих клетках были головы казненных.

Сейчас Ланьчжоу поражает своими широкими улицами, многоэтажными современными домами, огромными промышленными предприятиями. И все это построено буквально за несколько последних лет, о чем свидетельствуют даты на фронтонах зданий: 1956, 1957...

Один нефтяной комбинат с его электростанциями, лабиринтом башен, баков, насосов занимает огромную площадь, которую и за день не обойти. С ним конкурируют механический и химический заводы, фабрика электроприборов и другие фабрики и заводы.

Многоэтажные городские гостиницы, великолепно оборудованные, универмаги с большими зеркальными витринами, кварталы обширных зданий высших учебных заведений и государственных учреждений стоят бок о бок с деревянными колоннадами старинных храмов, искусно реставрированных, и сами иногда выдержаны в старом китайском стиле — над их башенными кубами высятся традиционные высокие черепичные крыши с загнутыми углами. Однако по углам крыш взамен фигурок мифологических драконов, назначением которых было предохранять дома от злых демонов, теперь высятся керамические скульптуры голубей мира. В городе три четверти миллиона жителей. Как в Карамай и Юймынь, сюда едет молодежь из разных городов Китая, едут переселенцы с густонаселенного Востока. Сюда перебираются целые предприятия и учреждения. Так, например, недавно из Шанхая в Ланьчжоу переселился универмаг. Он переехал со своими заведующими, продавцами, товарами и даже кошками. Не переехали только мыши. К этому времени, как одно из «четырех зол», они были в Шанхае уже истреблены.

Повсюду на улицах и стенах домов, а иногда даже на протянутых между деревьями веревках, вывешены бесчисленные плакаты. Это чаще всего листы белой бумаги, а иногда просто старые газеты, на которых черной тушью написаны крупными иероглифами какие-то высказывания. Иногда вместе с надписями попадаются и рисунки — карикатуры. Это листки «дацзыбао» — особый новый вид стенных газет, критикующих недостатки и вносящих рационализаторские предложения. Сейчас в Ланьчжоу, как и во всем Китае, развернулась борьба за улучшение стиля работы, и бесчисленные «дацзыбао» свидетельствуют об этом. Каждый, кто узнает о недостатках, о случаях плохой работы, о служащих-бюрократах, о плохих поступках, сейчас же пишет свое «мнение» на листе бумаги и сам же вывешивает его на стену. Так как стен уже не хватает, то перед учреждениями поставлены в несколько рядов длинные вереницы щитов, и все они заклеены сверху донизу. Особый штат, состоящий из общественников, собирает все «мнения» и в короткий срок расследует их, вывешивая свои разъяснения. С ними иногда не соглашаются и вывешивают возражения.

Прошу Юй Ю-миня перевести мне несколько «дацзыбао», развешенных около здания железной дороги. О чем только здесь не говорится! Стрелочник Чун Хуа-пин критикует смазчика Ван Ю-линя за то, что за ним всегда следуют капли зря пролитого масла. Домашняя хозяйка Чи-ю считает, что поезда убираются плохо. Служащий Гао Синь-дун предлагает по-новому вести учет тары, освобождающейся после доставки в город овощей и фруктов. Группа работниц универмага считает недопустимым поступок одного из продавцов, купившего себе велосипед и обернувшего его раму, чтобы она не поцарапалась, магазинной оберткой, которая ему не принадлежит и назначена совсем не для этого.

Среди вывешенных «дацзыбао» много таких, которые предлагают новые приемы работы, смело, открыто критикуют недостатки.

— А если кто-нибудь напишет неправду? — спросил я Юй-Ю-миня.

— Неправду? — Юй Ю-минь удивился. — Зачем же писать неправду? Писать можно только правду.

— Ну, а если я «хуайжэнь» — плохой человек? Если я нарочно напишу неправду? Так ведь может быть?

— Так не может быть, — уверенно заявил мой собеседник. Потом подумал и добавил: — А если найдется такой плохой человек, то все, кто знает, что он написал, сейчас же напишут против него...

И я понял, ч

CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 12 Янв 2025 13:43


И я понял, что обмануть людей, пишущих от всей души свои мнения, невозможно...

Ланьчжоу — город удивительных контрастов. Здесь можно увидеть, как из автобусов у зеркальных широких гостиничных дверей вылезают бронзовые тибетские ламы, увешанные огромными амулетами. На них широкие малиновые одеяния, наброшенные так, что правая рука всегда остается обнаженной, несмотря на ветер и мороз.

Ланьчжоу — конечный пункт нашего автомобильного пробега, но мы спустим поднятые в Алма-Ате флаги только тогда, когда закончим последнее путешествие по Ланьчжоу и его пригородам. Кроме того, мы побываем в ущелье Люцзяся, где начаты работы по постройке гидроэлектростанции и где в горах скоро возникнет огромное озеро.

Как и везде, мы отбираем для съемок наиболее характерное и интересное и мучаемся, что можем так мало включить в картину.

Один из наших объектов парк «Уцюаньшань» — «Гора пяти источников». Мы идем по дорожке, выстеленной звонко цокающими под ногами каменными плитами, к ярко расписанным старинным храмам, соединенным друг с другом лестницами и резными крытыми коридорами на высоких красных сваях.

Соседняя гора Гаоланьшань украшена великолепными новыми зданиями, сверкающими на солнце своими высокими, крытыми глазурованными черепицами, цветными крышами. Это не древние храмы, а высшее учебное заведение — «Институт национальных меньшинств».

Сейчас в институте обучаются две тысячи студентов, представителей семнадцати национальностей. Тут и тибетцы, и монголы, и дунгане, и уйгуры... Все они, через несколько лет вернувшись на родину, станут учителями, переводчиками, судьями, врачами, железнодорожниками. Они живут в интернатах при институте своими землячествами, питаются в особых столовых — отдельных для мусульман, не употребляющих к столу свинины.

Узнав, что мы приехали снимать их институт, студенты быстро разбежались по общежитиям и вернулись переодетыми в парадные национальные костюмы.

На площади перед главным зданием собрались юноши и девушки в шелках, в бархате, в накинутых на плечи пятнистых шкурах леопардов, затянутые широкими серебряными поясами, в высоких меховых шапках, в остроконечных, увитых лентами колпаках. Верные себе ханьцы выделялись из этой пестрой толпы своими деловитыми, скромными пиджаками, строгими тужурками и синими вездесущими ватниками.

Из института мы едем на берег реки, в старинный, тысячелетней давности, буддийский храм. В нем Народный комитет устроил большую выставку местных товаров. На стендах выставлены электроприборы, консервы, керамика, краски, ткани, цемент, конфеты.

Недавно почти все эти изделия привозились сюда издалека.

Нас уже хорошо знают в городе, и приглашения побывать в гостях сыплются со всех сторон. Вот и сейчас, оставив автомобили в узком переулке старого города, мы, проталкиваясь сквозь толпу, заполнившую улицу в выходной день, направляемся в первый Ланьчжоуский рабочий клуб.

Оркестр играет мелодичный нежный вальс, под который чинно и целомудренно крутятся пары — юноши и девушки в пестрых шарфиках и цветных праздничных ватниках. Мы еще не успеваем закончить съемку в рабочем клубе, как приезжает главный архитектор города. Он везет нас на окружающие город лёссовые террасы, чтобы мы своими глазами увидели, как жители Ланьчжоу озеленяют свой город и окрестные горы.

Только сумерки оказываются способными остановить поток тех мест в городе, которые мы должны «обязательно посмотреть и, конечно, заснять в фильме».

Летят дни, и старый год приходит к концу. К концу идет и наша экспедиционная работа. Нам остается закончить городские ланьчжоуские съемки и отправить машины прямым путем в Пекин, чтобы там заснять последние кадры картины.



CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 12 Янв 2025 13:48 - Поправил: CorvusCorax


А через несколько часов шанхайский экспресс уже везет нас по лёссовому плато, пронизывает двести тридцать тоннелей, перемахивает через множество мостов, мчит по берегам рек и полям, по просторам Великой равнины на берег Тихого океана, в Шанхай, куда нас пригласила китайская киностудия.

Мы возвращаемся дружным коллективом, и сейчас трудно вспоминать, что нам мешало в работе, чего недоставало, с кем приходилось спорить.

Почти два десятка таких разных людей — разных по возрасту, по национальности, по привычкам, по образованию и воспитанию, — и так трудно рассказать о каждом, хотя каждый был и остался самим собой. Может быть, это потому, что все были за одного и один был за всех? Может быть, это потому, что задачу выполнял один коллектив?

А действительно, было ведь так, что мы уставали и валились вечером, погружаясь в сон раньше, чем голова коснется подушки; было ведь так, что люди простуживались и сбивали горячечную температуру в 40 градусов лошадиными дозами безотказно действующих порошков и пилюль. Было ведь, что люди обжигались на солнце, и из носу текла кровь, и в голове звенело. Но все это сейчас позади, как будто наше путешествие было самой обычной деловой поездкой.

Поезд мчит нас в Шанхай. За окном мелькают новые ландшафты, такие непохожие на виды пройденной нами Центральной Азии.

На сердце радостно — работа успешно закончена. Но вместе с этим чувством где-то внутри гнездится знакомое каждому, кто много путешествует, чуть грустное ощущение расставания, расставания с местом, которое стало родным, но которое, вероятно, никогда в жизни уже больше не увидишь.

Прощай, бескрайний Сибэй... Прощай, суровая Центральная Азия, прощайте, дороги и тропы Великого Шелкового пути!


Ну, вот и все. Наша экспедиция закончена. Задание выполнено, план намеченных работ полностью осуществлен.

11 сентября 1957 года, подняв в Алма-Ате флаги нашего пробега, мы выступили в путь на Восток.

11 января 1958 года после четырехмесячного путешествия мы спустили их в Ланьчжоу.

Советско-китайская киноэкспедиция впервые совершила сквозной автомобильный пробег по всей трассе маршрута от Алма-Аты до Ланьчжоу.

Мы прошли по Центральной Азии 12 000 километров пути и засняли 20 000 метров пленки.

Через Шанхай и Пекин мы вернулись в Москву. Здесь вместе с китайскими друзьями мы смонтировали из заснятого материала большой фильм, озвучили его, используя записи, привезенные из Китая, и выпустили одновременно на русском и китайском языках.

Каждый, кому интересно своими глазами увидеть далекие просторы Центральной Азии, может теперь как бы принять участие в нашей экспедиции, совершив вместе с нами кинопутешествие на экране.

Путевые дневники, кадры из фильма и походные магнитофонные записи помогли написать эту книжку — знак доброй памяти об увлекательном путешествии по гостеприимной китайской земле.

В то время, когда автор торопливо дописывал страницы своей рукописи, готовясь к новой экспедиции, телеграф приносил из Китая все новые и новые вести об успешном строительстве «Ланьсиня» — трансазиатской железнодорожной магистрали Алма-Ата — Ланьчжоу.

Кто знает, может быть, книжка выйдет как раз к тому времени, когда поезда новой дороги двинутся в свои первые сквозные рейсы, когда «Дорога вечной дружбы народов СССР и КНР» будет уже открыта.

Немало людей, просмотревших наш фильм и прочитавших книжку, стоя у окон нового экспресса, мчащегося по просторам великих пустынь через поля и сады древних оазисов, мимо городов Ганьсу и Синьцзян, будут узнавать места, знакомые им по кадрам фильма и иллюстрациям книги, по рассказам и описаниям автора.

Путешествуя на автомобилях по Центральной Азии, мы так часто вспоминали оказавшего нам неоценимую помощь в экспедиции замечательного ученого Владимира Афанасьевича Обручева. Его книга «В дебрях Центральной Азии» не только была для нас путеводителем, но и позволяла сравнивать то, что он описывал, с тем, что открывалось перед нашими глазами сейчас.

Шихэцзы и Карамай, Урумчи и Турфан, Сядун и Юймынь, Дуньхуан и Ланьчжоу — новые и древние города Народного Китая поражали нас своими достижениями, особенно величественными по сравнению с тем, о чем мы читали в старых описаниях.

Нет сомнений, что так же будет чувствовать себя и человек, который отправится в путешествие по новой трансазиатской магистрали. Он будет сравнивать описанное в книжке с тем, что видит. И его сердце будет биться так же радостно, как бились наши сердца, когда перед нами открывались картины удивительных преобразований, совершаемых китайским народом под небом древних пустынь.



Москва — Алма-Ата — Урумчи — Ланьчжоу. 1957 г.



CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 12 Янв 2025 13:48




CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 11 Фев 2025 16:49


Наковник Н.И. Охотники за камнями. Издательство «Недра», Ленинградское отделение, Ленинград, 1966 г.

Это была одна из первых геологических экспедиций, направленных молодой советской властью в Центральный Казахстан — «Киргизскую степь», как тогда говорили, где до революции и еще при Колчаке действовали горные предприятия английских концессионеров, выросшие на богатых рудах, дешевом местном топливе и труде казахской бедноты.

Я попал в нее благодаря счастливому стечению обстоятельств, потому что в начале нэпа трудно было получить работу; к тому же я был студентом Географического института (Географический институт возник на базе дореволюционных Высших женских географических курсов, просуществовал до 1926 г. и был преобразован в географический факультет Ленинградского университета), а не геологического вуза, заканчивал первый курс и только лишь прошел основы географии, геодезии и общей геологии, да сдал практикум по глазомерной съемке.

Начальника экспедиции, когда я пришел наниматься на работу, подкупили не столько мои успехи в географических науках, сколько моя выправка и автобиография, в которой значилось, что я служил радистом в кавалерийской рации. Узнав, что я на практике знаком с уходом за лошадьми, начальник — молодой флегматичный инженер-геолог — предложил мне должность рабочего при конях, намекнув, что, поскольку я географ, постольку буду и топографом, и фотографом, и коллектором, и «вообще всем тем, чего потребуют интересы экспедиции».

— Придется поручить вам, — добавил он, — и самостоятельные маршруты и обязанности доверенного лица в мое отсутствие по делам разведки. Предстоит огромная работа, а средств на нее отпустили так мало, что я не могу оплачивать коллектора. Это продолжение моих геологических исследований на юге Киргизской складчатой страны, не законченных в 1921 г. из-за басмачества в верховьях Сарысу.

Несмотря на предложенные мне по должности рабочего 30 рублей в месяц, я вышел от инженера с большим подъемом, потому что 30 рублей — не 6 рублей студенческой стипендии, а главное — экспедиция в неизведанные земли, о которых я мечтал в детстве и которые представлял то девственными прериями Майн-Рида, то дикими пустынями Свен-Гедина. Орлы, тарантулы, мустанги, руины мертвых городов в песках, заброшенные серебряные копи, золотые жилы и, наконец, чем черт не шутит, — стычки с басмачами! Так рисовалась мне Киргизская степь за параллелью законсервированного Успенского рудника, ограничивавшей с севера район исследований, порученный Геологическим комитетом моему начальнику, — район, переходивший к югу в полупустыню Северо-Западного Прибалхашья, за которой простиралась Голодная степь — пустыня Бед-Пак-Дала.

https://www.geolmarshrut.ru/antologiya/?ELEMENT_ID =1849

CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 11 Фев 2025 16:50


Годы НЭПа, восточный Казахстан

12 июня

Вот я и в Семипалатинске — впервые в настоящей Азии! За рекой Киргизская степь и на горизонте синие вершины далеких гор.

Остановился над Иртышом у мещанина-огородника, который, приняв меня за представителя центральной военной власти, стал жаловаться на прижимки со стороны «националов», как он называл казахов — хозяев края.

Город похож на огромную сибирскую деревню с той лишь разницей, что на улице скорее встретишь козу и верблюда, нежели корову и свинью. Широкие немощеные улицы, обставленные саманными и деревянными домами, редкие прохожие, казахи в малахаях, песок, в котором вязнут ноги, и пыль, пыль и пыль...

Проходя через базар, увидел «шалманы» («Шалман» — распространенное во время нэпа название кабаков и пивных низшего разряда) с кумысом и, так как было очень жарко, зашел попробовать напиток, о котором шла такая слава.

Когда юркий купец-татарин подал мне расписную фарфоровую чашку (кисе по-местному) объемом больше полулитра, я было запротестовал, что это очень много. — Это же совершеннейший пустяк! — возразил с обворожительной улыбкой купец-татарин. — Сразу видно, что товарищ командир из центра! Полюбуйтесь-ка на этих почтенных молодцов!

Я оглянулся и увидел на полу за низким круглым столиком четырех стариков-казахов в огромных малахаях, начинавших новую бутыль; три порожних четверти стояли рядом.

Я приободрился и, хотя принялся за кумыс с брезгливой осторожностью, все же выпил кисе до дна, правда, с передышками. Напиток оказался холодным, приятным, кислым и чуть хмельным. Мне стало сразу веселее.

В «шалмане» было вообще нескучно. За другим столиком налево расположилась еще четверка не то татар, не то казахов в европейском платье. На полу стояли порожние бутыли, а на столе красовалась деревянная золотистая лакированная миска обглоданных костей. В стороне, откинувшись к прилавку, сидел на корточках старик и, закрыв глаза от наслажденья, вытягивал высоким голосом восточную мелодию, дергая за струны домбры.

На стенке, против входа, висел портрет Ленина на середине большого пестрого ковра.

Мозолили глаза два белых плаката. На одном стояла надпись, выведенная кривыми буквами: «кредета нет», подкрепленная тремя восклицательными знаками, а на другом — надпись по-казахски, но без восклицаний.

Потом я убедился, что такие плакаты украшали все «шалманы», куда я заходил, и к удивлению заметил, что почти везде купцы отпускали «в кредет», но, по-видимому, надежным кредиторам, так что надпись вывешивалась скорее для пущей важности, в качестве патента на солидность предприятия.

CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 11 Фев 2025 16:51 - Поправил: CorvusCorax


...


Начальник проскользнул вперед и, сидя на берегу в стороне от потока подвод, верховых и пеших, стремившихся с парома на дорогу, лущил семечки и поглядывал на нас, иронически качая головой.

Едва ли не последними съехали и мы. Стали подниматься по откосу. Первой двинулась подвода Джуматая, которую облюбовал себе начальник, погрузив в лозовый короб самый деликатный груз: палатки, чемоданы, печеный хлеб, ящик с гастрономией. Я потянулся следом. На мой ходок положили самый тяжелый и по сочетанию предметов самый неудобный груз: муку, овес, мешок сушеной воблы, бидон с бараньим салом, лагушку дегтя, казан для баурсаков (Баурсаки — вареные в бараньем сале пшеничные галушки), проволоку, горный инструмент, палаточные колья. Все это, перевязанное наспех, звенело, бренчало, грохотало, пугая моих «мустангов». Они то кидались в сторону, то становились. Требовался кнут. Я стал шарить на возу, заглянул под ходок, осмотрел дорогу — нет кнута!

— Стегните их, как следует! — послышался нетерпеливый окрик инженера.

— Чем стегать?! Кнут украли!

Начальник рассердился и в первый раз наговорил мне обидных комплиментов, припомнив и пробитый кузов. Обиднее всего было то, что Джуматай подал мне подобранную с дороги уродливую хворостину, растянув при этом свое широкое прыщеватое лицо не то в сочувственную, не то в насмешливую улыбку.

Поднявшись на дорогу, мы увидели перед собой море луж и грязи недавнего разлива, развернувшееся на добрый десяток верст. Нечего было и думать садиться на возы. Потащились около телег, хлюпая по жиже. Сухая хворостина скоро обломалась, и я вырезал из придорожного куста свежую, большую, но, когда пробирался к тальнику, набрал воды в ботинки..

На 12-й версте, уже перед самым выездом из разлива, воз Джуматая странно замер на ровном месте, покосившись набок. Начальник с Джуматаем засуетились у задка кузова: первый размахивал руками, а второй приседал на корточки и ковырялся под телегой. Когда я подтянулся к ним, начальник кипятился, а Джуматай водил черным от дегтя пальцем по свежему разлому лопнувшей оси и качал головой, прищелкивая языком.

— Ось сломалась? — участливо спросил я, присев у кузова.

— Ломался!.. — вздохнул Джуматай. — Совсем ломался! — и понес скороговоркой: — Дорога тижыло, телега тижыло, ось диривьянный... Совсем джаман! Железный надо! Зачим купил диривьянный?

— Не твое дело, — буркнул начальник. — Какая есть, на такой и езжай, а не ломай. Что теперь делать?!

— Мастер надо, поселка айда! — махнул Джуматай на низенькие хаты далекого поселка, видневшиеся из-за кустов.

Выпрягли лошадей и отпустили на траву. Джуматай остался караулить, а мы отправились в поселок.

За ось в поселке заломили такую цену, что начальник крякнул. Проезжие инженеры! Редкий случай!

Через три часа ось была готова. Я взвалил ее на плечи, и мы потопали назад.

— Слава богу! — облегченно вздохнул начальник, когда покинули поселок. — Дешево отделались!.. Придем, напьемся чаю и покатим так, что пыль закрутится!

Пришли... Возы на месте, над тлеющим костром горячий чайник, а коней и Джуматая нет. Глянули на степь, поднимавшуюся на горизонте низкими увалами, и вот картинка! По ярко-зеленому полю молодой пшеницы мечется пятерка лошадей, за которой гоняются две фигурки конников. Начальник схватился за бинокль и ахнул: — Это же наши кони! Крестьяне гонят их в поселок!

Вскоре, звеня и лязгая путами, подскакала наша бойкая пятерка, а следом пара верховых.

— Что же это такое господа-товарищи! Как же это получается! Где же видано коней пускать в пшеницу! — кричали разъяренные поселяне. — Сколько хлеба потравили!.. Страсть! Хлеб вить трудовой! Жалованья нам не платят!

Кричали поселяне, кричал начальник, кричал красный мокрый Джуматай, который приплелся следом.

— Это все Игреня! — оправдывался Джуматай. — Мы телега караулим, лошадь караулим, шай варим... Смотрим, нет лошадь! Куда пошел, язви его! Смотрим, Игреня пшеницам ходит, пирод ходит! А все конь задом ходит! Ай шшай-тан, паршивый шорт!

Потом Джуматай признался мне, что он «мало-мало» спал под телегой, а когда заметил лошадей в пшенице, было уже поздно — из поселка мчались верховые.

Поселяне расходились: требовали уплаты 25 рублей, грозили понятыми, задержкой лошадей, судом.

Время шло... Начальник не давал 25 рублей — да и за что давать!.. — грозил жаловаться на самоуправство, на задержку важной экспедиции, показывал мандат.

Меня вдруг осенило...

— Знаете, что землячки? Давайте сперва чайку попьем! Потому, как вы умаялись, гоняючись за конями, да и мы с утра ничего не ели, а тут еще на вашей же дороге ... гляньте, — указал я на осевший воз, — несчастье получилось. Десятку уплатили вашему Семену — за что? Давайте слазьте!.. Чай у нас первый сорт — кирпичный, опять же калачи, сахар, масло... Живее Джуматай!..

Сначала земляки упирались, но заметив на возу красногвардейскую шинель и дуло карабина, выглядывавшее из-под сиденья, стали мяться, а когда Джуматай, разостлав брезент, поставил чайник, насыпал сахару и положил три свежих румяных калача, слезли с коней. Трудно было устоять против сахара и чая, самого дефицитного теперь товара во всей республике.

За чаем земляки отмякли; оказались в самом деле земляками — выходцами из той же, что и я, Виленской губернии, и с 25 рублей спустили до 10 и даже помогли поставить ось и увязать возы. При расставании просили непременно завернуть в поселок в гости, когда поедем обратно в Павлодар.



CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 11 Фев 2025 16:52


Стоим в густой траве, в логу перед пикетом Кара-Сор. Прибыли час тому назад, проделав ночной тяжелый переезд в 40 верст. Около возов толпа ребятишек, баб и мужиков, сбежавшихся из соседнего аула, надо сказать, первого аула, который встретили по тракту. Глядят во все глаза, смеются, заглядывают под брезенты. Можно подумать, что впервые видят русских на дороге. Джуматай осаживает их, но это мало помогает. Смельчаки прорываются даже к самому начальнику, сидящему в короткой тени короба, и ощупывают подошвы его сапог, усаженные толстыми блестящими гвоздями.

Степь совсем гористая. Перед нами в 20 верстах голубовато-серый, как в дыму, гранитный гребень Баян-Аульских гор, закрывший весь мелкосопочник на юго-западе. Я испытываю чувство радости и гордости при виде настоящих гор. Это не гранитные возвышенности Фридрихсгамма (Фридрихсгамм (ныне Хамина) — финский порт на северовосточном побережье Финского залива. В 1915—1917 гг. в нем размещался 2-й пехотный запасный батальон русской армии, в котором служил автор), по которым я маршировал восемь лет тому назад в запасном батальоне!

Я набрасываю эти строчки, прислонившись к возу, Джуматай поит коней у колодца, а начальник строчит в клеенчатой тетради — «неофициальном дневнике», поглядывая, как мы справляемся с работой. Пишу в минуты передышек на привале, а то и в дороге — на возу, и оттого дневник мой краток.

Только что пережили неприятную историю.

Джуматай возился с конями, а я пошел сооружать костер. Порубил черные, пропитанные дегтем концы злополучной оси, подбросил кизяку, зажег и только повернулся за водой, как позади вдруг затрещало, зашумело, загудело...

— Горим! Воды! Скорее!.. — кричал начальник.

Я оглянулся. От костра бежал по ветерку, заливая пышный лог, поток огня — бежал от обоза вниз и краями уже облизывал оглобли.

На помощь бросились казахи. Одни помогали оттаскивать возы, другие, похватав кошмы и брезенты и помочив их в колодце, шлепали ими по языкам огня. Поток огня двигался по руслу лога, потом, поднявшись по склону сопки, разлился ручейками и замер у вершины. Чуть в стороне стояли два стога сена, и, если бы не помощь казахов, огонь добрался бы до сена — и тогда нам не миновать серьезных осложнений с хозяином пикета.

Пожар произошел по моей неосторожности, по неопытности. Надо было сначала подготовить место для костра — обвести его канавой и убрать поблизости траву, потому что сухие степные травы вспыхивают даже от окурка, спички, и пожары гуляют потом по степи неделями. Но откуда было знать об этом мне, выходцу из районов влажного умеренного климата Европейской части СССР!

Казенное имущество не пострадало. Пострадал лишь я один, когда босой сунулся в огонь спасать свои ботинки.

И вот теперь я смазываю бараньим салом волдыри на пальцах ног, а начальник держит бинт и читает мне нотации.

Sunspot
Участник

Ульяновск 		# Дата: 12 Фев 2025 11:30


В садах Турфана еще цветут осенние астры, и листья тополей только начинают чуть-чуть желтеть. Но зима вот-вот придет, и там, за краями турфанского котла, она уже вступила в свои права, бушуя ветрами и снегопадами. Скоро мы выберемся наверх и познакомимся с настоящей, натуральной центральноазиатской зимой.
CorvusCorax
Так же и в Ташкенте в конце осени. А рядом уже снежный Чимган.

Погрузка винограда в Кишинёве:

Было когда-то, свежие фрукты возили самолётами.

CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 15 Фев 2025 14:15


Погрузка винограда в Кишинёве:

Было когда-то, свежие фрукты возили самолётами.
Sunspot

В том числе и на Байконур, как раз на Ан-12. Из Кишинёва, Ташкента, Ферганы, Душанбе.

CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 15 Фев 2025 14:16


Годы НЭПа, восточный Казахстан


Продолжение:

27 июня

Вот глухая ночь, глухие сопки под мерцающими звездами и наши две подводы, да телеграфные столбы на глухой дороге. Я клюю носом и вздрагиваю от толчка, подхватывая на лету фуражку. В узком кузове негде лечь, разве только с риском свалиться на дорогу. Это не лозовый короб, в котором начальник спит, как в люльке.

Куда прислонить голову, которую неудержимо тянет вниз! Я наматываю вожжи на руку, опускаюсь на казан (Казан — большой чугунный мелкий котел) и отдаю себя на волю лошадей, которые трусят за Джуматаем, подбадриваемые топотом и фырканьем передних коней.

— Го-го-го!.. — доносится издалека.

— Го-го-го!.. — бросаю я в потемки, в которых вспыхивает бледный свет фонарика. Он плывет ко мне и слышатся сердитые выкрики начальника:

— Ну и Джуматай! Опять проворонил столбы, раззява!..

— У вас столбы?! — бросает он, раскачивая снопик света над головами лошадей.

Сонный Джуматай снова пропустил телеграфные столбы, которые отскочили в сторону от тракта и покатил по «свертку».

Я соскакиваю с воза, и мы бредем, ощупывая фонариками пыльную дорогу, степь, перепуганных тушканчиков, опускаемся на корточки, не мелькнет ли над горизонтом линия столбов, прислушиваемся, не загудит ли проволока.

Еще полверсты, и под ногами ровная широкая дорога, которая круто поворачивает в гору. Тракт! Сейчас столбы!

Подымаемся на перевал, шагаем бодро вниз и... Что за наваждение!.. Перед нами на дороге воз — мой воз, от которого пошли искать столбы!

Я свечу фонариком, а начальник визирует компас на перевал, на небо, на голос Джуматая.

— Это совсем не тракт, а «сверток», который идет черт знает в какую сторону, может быть на, Экибастуз или на Майкаин! Тракт должно быть вон где! — показывает начальник на юго-запад. — Давайте, дернем прямо наперерез столбам!

Кричим Джуматаю. Тот поворачивает, и мы «дергаем» по целине.

Возы скрипят, качаются, коренники тяжело вздыхают, пристяжки дергаются в сторону. Лозовый короб вдруг оседает влево, и тройка топчется на месте — Джуматай попал задним колесом в колдобину.

Начальник подводит плечо под правый угол экипажа, я — под левый, а Джуматай, соскочив, с воза, замахивает длиннущий кнут: — Раз! Два!.. — Мы нажимаем... — Три!.. — И колесо выдергивается, но одновременно раздается треск — лопается валек под левой пристяжной.

Я забираюсь на ходок и, уронив голову на казан, вздыхаю с облегчением: «Слава богу!.. Теперь хватит Джума-таю канители на добрый час...»

Кажется не проходит и пяти минут, как уже кричат над ухом, дергая меня за ногу:

— Товарищ географ!.. А, инженер-географ!.. Поехали! Я поднимаю сонную тяжелую голову и первое, что попадает в поле зрения, — это цепь столбов над волнистым горизонтом в бледном небе, но не на юго-западе, куда мы «дергали», а на востоке.

Вот и тракт, около которого и на котором мы крутились. Подводы тянутся по дороге в гору, и мы плетемся рядом.

Я шагаю, поклевывая носом, и чувствую, выскальзывают вожжи. Подбодриться, что ли! Закладываю вожжи за рукоятку кирки, высунувшейся из ходка, и берусь за трубку, но бодрости хватает только на время перекура. Сон одолевает так, что хоть падай на дорогу. «В самом деле, может, лечь в траву, а там, покуда хватятся да прискачет Джуматай, посплю? Третья ночь без сна!..»

CorvusCorax
Автор сайта

# Дата: 15 Фев 2025 14:17


4—8 июля

Спасский завод. 250-верстный путь от Баян-Аула оказался более интересным, но и более тяжелым, чем до Баян-Аула. Поднялся выше мелкосопочник, показались синие вершины гор, появились аулы и русские поселки.

Тащились шестеро суток, когда по накатанной дороге, когда по проселку, а когда и по целине, и с сожалением вспоминали Павлодарский тракт. По ночам плутали, ложились спать не евши, без воды. На третий день вышел хлеб.

Поселки, в которых останавливались по дороге, когда-то богатейшие, на сотни хат, представляли грустную картину безлюдья и запустения. Некоторые хаты стояли без стекол и дверей, зияя черными отверстиями. Повсюду одни и те же разговоры: «Богатеи выезжают за Урал — в Расею, а беднякам не на что подняться». «Раньше засевали 30—40 десятин, а теперь 1,5—2». «Пахать не на чем, волов побрали... да и ни к чему!» «Везде прижимки!»

«Скотину в степь не выгнать — сейчас своруют». Когда спросили хлеба, поселяне засмеялись, замахав руками: «Что вы! Что вы! какой там хлеб! С самой Пасхи нету!»

Живем в заводской конторе, которую нам уступил управляющий заводом В. Н. Миловидов, вернее, управляющий охраной законсервированного медного завода. Наслаждаемся отдыхом, копаясь днем в архиве, а вечерами распиваем чай и слушаем увлекательные рассказы управляющего — старого степного волка, рассказы о деятельности англичан, у которых он работал, о былых порядках на заводе, Успенском руднике, нравах населения и современной ситуации в степи. Вот краткие данные из истории завода, почерпнутые из архивных документов.

В 1852 г. компания русских предприимчивых купцов (Рязанов, Ушаков и др.) купила у казахов участок нынешнего завода площадью 100 квадратных верст за 228 рублей, а в 1902 г. продала его с заводскими сооружениями и рудником французскому горному инженеру за 776 тысяч. Три года спустя инженер продал предприятие английской акционерной компании за еще большую сумму. Компания построила в 1907 г. новый завод, который, по словам Миловидова, давал огромные дивиденды и кормил на сотни верст казахскую бедноту. Главный заработок составляла перевозка руды с Успенского рудника за 115 верст и угля с Карагандинских копей за 45 верст, до которых англичане провели узкоколейную железную дорогу, сохранившуюся и поныне.

Теперь все это огромное предприятие гниет, ржавеет, рассыпается и разворовывается. Охрана, управляемая Миловидовым, не в состоянии бороться с воровством, несмотря на пребывание на заводе отряда ЧОН (ЧОН — части особого назначения. Были созданы в период гражданской войны (в 1918—1920 гг.) для борьбы против контрреволюции).

И Миловидов, и все, с кем приходилось сталкиваться на заводе, говорят о неспокойной ситуации на 48-й пустынной параллели — южной границе нашего района, куда заходят вооруженные шайки Баранкула, оперирующие на стыке Акмолинской, Тургайской и Сыр-Дарьинской областей.

Сам командир ЧОН признался, когда мы пришли к нему за сведениями, что воровство лошадей и грабежи — нередкое явление даже в окрестностях завода, и в конце беседы заявил, что не пустит нас в дорогу без конвоира и двух винтовок.

<< . 1 . 2 .
Ваш ответ

          Отменить *Что это?

 » Логин  » Пароль 
 
 


Поддержка: miniBB forum software © 2001-2025